Оговорюсь сразу, госинвестиции, как ни парадоксально это прозвучит от представителя ИНСОРа, этого «логовища либерализма», — абсолютно естественный и нормальный инструмент экономической политики любой современной рыночной экономики, будь она развитой или развивающейся. Нередко и вовсе необходимый и по сути неизбежный. Если спорить только на сей счет, то тратить время вовсе не обязательно.
Тем более что речь идет об уже выраженном тренде не только в размышлениях, как бы поэффективнее перестроить структуру глобального хозяйства и национальных экономик, но и о вполне конкретных практических шагах, рекомендациях, разного рода советах и решениях и т.п.
Харизматичная глава МВФ Кристин Лагард, рассуждая о путях ускорения общемирового роста, прогноз которого ее сотрудники в октябре понизили в пятый раз подряд, высказалась примерно так: каждая экономика и счастлива, и несчастлива по-своему, но повсюду придется перезагружать регулятивные режимы, оптимизируя композиции их главных слагаемых – денежно-кредитной политики, фискальных консолидаций, структурных реформ и (sic!) государственных инвестиций в инфраструктуру.
Что случилось и откуда резоны? Вопрос не праздный, особенно если учесть, что вышесказанное прозвучало как раз в юбилейной речи по поводу 70-летия МВФ, а заодно и вообще Бреттон-Вудских соглашений, задуманной как выводы для будущего на основе опыта нескольких поколений политиков и экономистов.
Ответ предельно ясный и жесткий — после кризиса 2008-2009 годов участники рынков инвестируют в реальные активы все еще явно недостаточно. Объем таких вложений в настоящее время на 20% ниже многолетнего тренда, а суммарный дефицит инфраструктурного капитала в целом в мире перевалил за $6 трлн. Ровно столько потребуется в ближайшие 15 лет, чтобы реализовать уже провозглашенные на всех континентах проектные планы.
В октябрьском выпуске World Economic Outlook об этом сказано еще определеннее. Цитирую: «Рост государственных инвестиций в инфраструктуру повышает объем производства в краткосрочной перспективе, увеличивая совокупный спрос, а в долгосрочной – увеличивая совокупное предложение. В выборке стран с развитой экономикой прирост инвестиционных расходов на 1 процентный пункт ВВП повышает объем производства примерно на 0,4 процента в том же году и на 1,5 процента через четыре года после этого увеличения».
Чтобы все это состоялось, принципиально важны три условия.
Первое: госинвестиции осуществляются, когда либо есть резервные производственные мощности, либо возникла острая потребность в создании новых, поскольку имеющиеся в большинстве своем неконкурентоспособны (наш случай!). При этом желательна мягкая или смягчающаяся денежная политика. Она, с одной стороны, ограничивает рост процентных ставок, как реакцию на расширение инвестиций, с другой же – создает запас ликвидности, которая, как железные опилки, будет притягиваться к «магнитам» госвложений. Государственно-частному партнерству, таким образом, закладываются приемлемые монетарные предпосылки.
Второе: госинвестиции еще на стадии замыслов должны доказать свою высокую эффективность, что предполагает тщательный анализ затрат и выгод проектов, прозрачные для участников рынков и граждан процедуры их отбора, независимую финансовую и технологическую экспертизу, механизмы публичной защиты (презентации) и мониторинга исполнения. С точки зрения налогоплательщиков требования, согласитесь, фундаментально справедливые.
Третье: госвложения в инфраструктуру финансируются за счет выпуска долговых инструментов (так называемых проектных облигаций), а не повышения налогов или сокращения расходов (к сожалению, не наш «case»). Разумеется, это становится выполнимым при определенных уровнях зрелости и емкости финансовых рынков, которые, конечно, получают и свой гешефт — целый класс новых торгуемых инструментов неспекулятивного характера. Из такого симбиоза, в конечном счете, складываются «генерирующие мощности» длинных денег в экономике.
О перспективах отечественного «велосипедостроения»
Мировой опыт, как видим, накоплен настолько, что вся рецептура выложена, что называется, в открытом доступе – бери и пользуйся. В ноябре формирование инфраструктурного капитала, по-видимому, станет еще и предметом (с нарастающим итогом) международного взаимодействия. На саммите Группы 20-ти, как ожидается, будет одобрена австралийская инициатива о создании мирового информационного банка инвестпроектов в сфере инфраструктуры. Отстроить этот новый институт предполагается по максимуму за пять лет. Причем речь идет не просто о масштабном, но в принципе банальном проектохранилище, а о целом наборе консультационных сервисов по поиску наилучших производственно-технологических решений, финансовых ресурсов и, конечно, собственно инвесторов.
Словом, все «велосипеды» для скоростной езды в светлое инфраструктурное будущее уже изобретены. Самое время начинать ими пользоваться. Проблема в том, что возможности «импорта» в этом деле крайне ограничены. Можно взять (практически бесплатно) «чертеж», но абсолютное большинство «деталей, узлов, комплектующих» и т.п. придется делать на отечественных просторах. Оно и понятно: «промсборка» в этой чувствительной сфере — почти всегда вопрос государственного суверенитета.
Принцип вроде бы ясен. Но (для стилистического усиления можно добавить и английское but, немецкое aber и еще что-нибудь из иноземных языков, доступных читателям), возникают вопросы к базовым параметрам «локализации». Проект закона о ГЧП уже второй год завис в Госдуме почти как спутник на геостационарной орбите. В ломбардном списке ЦБ РФ ценных бумаг, хотя бы отчасти напоминающих инфраструктурные облигации, набирается едва ли больше полудюжины. Лимит проектного финансирования, которое еще только начинает тестироваться опять-таки российским Центробанком, — не более 500 млрд рублей до конца бюджетной трехлетки, наступающей с 1 января 2015 года. Средства ФНБ расписываются на докапитализацию госбанков, помощь пострадавшим от санкций, не говоря уже о дефиците Пенсионного фонда и т.п. Независимая же экспертиза проектов — это и вовсе к А.С.Пушкину. Про «невиданных зверей на неведомых дорожках» у него рассказано очень даже увлекательно.
Зачитывать эту «дефектную ведомость» можно до бесконечности. Для экономии времени, однако, остановлюсь на главном: из наличных «деталей» можно выстроить любую модель велосипеда, причем у всех у них будет общая черта — неспособность к передвижению. Виноват ли в этом исходный смысл и замысел предназначения госинвестиций в инфраструктуру? Отнюдь! С этим как раз все ровно ко времени.
Весь вопрос в его квалификации. Если речь идет о «здесь и сейчас», то ответ для меня очевиден, в рамках существующей экономической модели и институционально-регулятивной среды миссия практически невыполнима. Тем не менее (это еще один парадокс либеральной мысли) начинать надо уже сегодня, потому что движение по этому вектору способно стать «магнитом» (или одним из них), притягивающим многие другие институциональные перемены и преобразования. В первую очередь, все, что может, и должно быть направлено на пробуждение частных инвестиций, как движущей силы нового экономического роста. О подробностях поговорим в следующий раз.
Никита Масленников, руководитель направления Финансы и Экономика Института современного развития.
