Руслан Гринберг: Мой немецкий друг говорил: не верь статистике, которую сам не сфальсифицировал. Это очень точно, потому что в противном случае ты не очень понимаешь, откуда что взялось. Кстати, это очень хорошая ирония по поводу прямых иностранных инвестиций. Можно, конечно, спорить, там, 10% или не 10%.
Я знаю одно, что снижение показателя в основной капитал связано с двумя факторами: снижение бюджетных инвестиций – это раз, и снижение инвестиций госкорпораций – это два. То есть частные инвестиции росли, а не выросли - наоборот упали несколько государственные инвестиции по двум каналам. Можно здесь разные вещи рассказывать, что надо шлифовать климат инвестиционный, что нужно привлекать иностранные инвестиции. Это смешно, что все показатели на нуле или почти на нуле в 2013 году. Так что мне кажется, что это возвращение немножко к советским временам. Короче говоря, я не вижу никакой альтернативы, если серьезно говорить, и отбросить всякие идеологические вещи. Меня всегда критикуют за то, что я такой государственник, такой колхозник старый, старой формации.
Но я должен сказать, что мы живем сейчас в другой реальности совершенно. И то, что мы обсуждаем [тема инвестиций в инфраструктурные проекты], может даже - маргинальная тема.
Мы вступаем в такую новую фазу жизни, где маячит не просто увеличение государственных инвестиций, а чуть ли не мобилизационная экономика. Более того, все больше голосов говорит, что нет худа без добра: изоляция, наконец-то даст нам возможность заниматься импортозамещением.
Даже если все будет хорошо, даже если холодная война не начнется, даже если Запад не будет сильно душить нашу экономику, во что я не верю, мне кажется, что нет никакой альтернативы государственно-частному партнерству и государственно-частным инвестициям.
Можно ругать, не ругать остров Русский, олимпиады, футболиады. Но, вообще-то говоря, это был главный рычаг, главный драйвер роста после кризиса, а сейчас, мне кажется, еще больше оснований говорить, о том, что только государственные инвестиции могут активизировать экономический рост и ускорить его.
Тем более, что это уже не измеряемые вещи, я имею в виду общий климат для частных инвесторов России, которые и раньше жили сегодняшним днем, а сейчас, может быть, уже сегодняшним часом.
У нас 25% живет по-человечески и пользуется товарами и услугами импортными, а остальные и вообще не предъявляют никакого спроса. Некуда инвестировать частному бизнесу в России. Вот, когда говорят, что малый бизнес у нас не развит и всегда приводят цифру 20%, а где-нибудь в Германии, в Швейцарии 65-70%, я говорю, что это все нормально, у нас развит малый бизнес. Просто у них 60%, а у нас 20% только потому, что у них большой есть бизнес, а у нас нет большого бизнеса, для которого работает малый бизнес. У нас большой бизнес не нуждается в малом бизнесе, потому что он самодостаточный, потому что он топливно-сырьевой и все.
Откуда может быть драйвер? Только государственные инвестиции, но я хочу оговориться при этом, что это может быть очень негативным вообще явлением для страны, поскольку вот эта история с соскальзыванием в мобилизационную экономику кажется достаточно вероятной для меня.
Мне кажется, здесь [ГЧП] очень все просто – вы инициируете проект, государство инициирует проект, и вы привлекаете частный бизнес, и уговариваете его или принуждаете его к счастью.
Если высокоскоростную железную дорогу начинаете строить, а я лично очень за этот проект, несмотря на то, что есть очень много разных возражений против этого, я просто другой альтернативы не вижу, и все. А так международное сотрудничество может быть очень мощное – Китай, Европа… Тем более, это российское дело: мы не любим делать одно и то же хорошо, я имею в виду серийное производство, у нас там шансы маленькие: слева Германия, справа Китай или наоборот, а вот одноразовое такие – космодромы, ВСМ –думаю, это наша фишка…
Реплика Леонида Григорьева, заведующего кафедрой мировой экономики факультета Мировой экономики и политики НИУ ВШЭ: « Модель известна, мы ее принципиально сначала не делали, потому что мы либералы. Это принципиально организация другая, потому что наше софинансирование – это немедленные перекладывание, это немедленный частичный грабеж, частично перекладывание государства. Почему государство должно бегать за бизнесом? Бизнес должен, как сумасшедший, бегать за государством, и оно говорит: «Ну, хорошо, мы посчитали и вы с банками договариваетесь, а вот этот, условно, какой-то источник дает этим банкам и они контролируют, чтобы вы не украли».
Гринберг: Я не говорил, что государство должно бегать за бизнесом, государство должно ему предлагать. Надо максимально стремиться к тому, чтобы частный бизнес как-то заинтересовался государственным проектом. Я думаю, что должны быть правильные механизмы. Я, например, удивился, что финансовые институты США – у них очень много денег, вообще никто не знает, куда деньги девать - очень заинтересовались высокоскоростной дорогой (ВСМ). Они хотят, просили меня встретиться с Якуниным. Это для них почему-то важно.
Про целеполагание
<> Речь идет о тотальном отсутствии целеполагания в стране. А это принципиальный вопрос в том смысле, что действительно такие точечные удары наносятся по отдельным – Сочи, остров Русский, конечно, это не в контексте какой-то единой стратегии. А я недавно не поленился, почитал закон «О стратегическом планировании», и, конечно, очень смешно – там речь идет не о желаемых индикаторах, как их нужно проводить, а речь идет о шлифовке прогнозирования. И это просто указывает на то, что нет никакого желания заботиться о желаемых индикаторах – жизнь сама покажет. И в этом я вижу принципиальный провал экономической политики, ее просто нет. И поэтому у вас нет потребности в координации экономических ведомств, в отличие от Америки, например. для них это важная история – координировать. Потому что смешно, когда председатель ЦБ говорит: «Мы-то все сделали в порядке, денежная масса у нас под контролем, рестриктивная денежная политика. А то, что цены растут – это мясо, это не мы. Мясо подорожало…».
