О социальных, политических и философских аспектах развития русского языка в интервью «ДИАЛОГАМ» рассказал Борис Норман, доктор филологии, лингвист, профессор БГУ, автор большого числа книг.

«ДИАЛОГИ»: Борис Юстинович, Вы преподаете в Белорусском государственном университете, а также в университетах Европы и США. Есть ли какие-то особенности в восприятии русского языка в разных странах?

Язык насквозь пропитан культурой, и наоборот: культура вся пронизана языком — она воплощается, материализуется  в языке. Когда говорят, что одна из составляющих нации — это язык, надо отдавать себе отчет в том, что не обязательно у каждой нации должен быть свой язык. Национальное самоощущение вполне может формироваться и на базе другого, «чужого» языка, Таких примеров в мире — множество: не существует австралийского, бразильского, швейцарского языка… А вот в существовании соответствующих наций никто не сомневается. Потому что в рамках каждой нации язык сплавляется со своеобразной, уникальной культурой, образуя нерасторжимое единство.

Английский язык в Великобритании и в США — разный, именно потому, что он отражает своеобразие двух великих, но разных культур! Так же русский язык в России и, скажем, в Белоруссии — разный, потому что за этими двумя вариантами стоит разный менталитет, разные ассоциации, разные природные и исторические условия, разные контакты с другими языками…

То есть язык отражает реальную жизнь тех, кто на нем говорит?

Язык приводит в порядок ту реальность, в которой мы живем, с которой имеем дело, систематизирует ее, помогает нам ее осваивать и усваивать — это легко доказать. Кроме того что язык каким-то образом систематизирует этот мир, он еще подгоняет его под нужды человека, немножко его приукрашивает, немножко приспосабливает к тому образу мира, каким его хотел бы видеть человек. Например, случилась какая-то катастрофа, и мы слышим в эфире: «Состояние пострадавшего стабильно тяжелое». Слово «стабильно» призвано успокаивать того, кто слушает эту передачу, хотя, по сути, «стабильно тяжелое» более тяжелое, чем просто тяжелое. Но когда мы слышим о стабильности, кажется, что хотя бы что-то хорошее здесь есть.

Один современный немецкий лингвист написал в свое время известную работу «Лингвистика лжи». И он в этой работе говорит, что язык вынужденно врет, потому что его к этому подталкивает общество.

Язык вынужден приспосабливаться и к тем изменениям, которые происходят в обществе.

То, что язык изменяется со временем, не подлежит сомнению. Остается под вопросом, насколько эти изменения связаны с общественными преобразованиями. И то, что происходит в последние десятилетия с русским языком, в этом плане чрезвычайно интересно. 

Язык оказывается очень симптоматичным, он может показывать болезни нашего общества. Я вспоминаю, что пишет замечательный лингвист Максим Кронгауз в книге «Русский язык на грани нервного срыва»: за последние двадцать лет мы пережили три волны языковых трансформаций — «блатнизация», вторая —«профессионализация» и третья — «гламуризация».

Я думаю, что независимо от того, как эти волны называть, все они фактически работают на имидж человека, все они позволяют человеку лучше себя продать. Что такое «блатнизация»? Когда человек употребляет в своей речи блатной жаргон, то он говорит: «Я сильный, у меня за плечами крыша». Он повышает свой рейтинг словами. Когда человек использует профессионализмы, он повышает свой рейтинг, говорит: «Я специалист, я продвинутый». Когда человек использует какие-то слова из области гламура, то он опять-таки подчеркивает свою принадлежность к элите. 

Появился Интернет — появился особый язык общения, со своей лексикой и синтаксисом.

С появлением Интернета и текстовых сообщений в телефоне мы стали обращаться к такой странной форме полуписьменной-полуустной речи, которая позволяет писать как говорим, — быстро, и реагировать быстро. Прописные буквы отсутствуют, пропускаются глаголы, сокращается набор прилагательных до ярких и сильных, возникают сокращенные формы приветствия и прощания. С этим ничего не поделать, потому что письменная форма таким магическим образом легитимирует этот язык, он становится нормативным.

Другой пример — олбанский язык. Поначалу виртуозное пользование этим языком было игрой интеллектуалов. Как игра умных, образованных людей олбанский язык мне нравился, но когда эта игра стала вовлекать широкие массы неграмотной молодежи, а олбанский язык — это молодежное явление, то я от этого отстранился.

Мы наблюдаем борьбу демократической по своим основаниям (и преимущественно устной) разговорной речи с институциональным (казенным) дискурсом (главным образом письменным). В эту общую картину вписываются и такие частные явления, как жаргонизация речи, преобразования, ведущие к формальному сокращению структуры высказывания, «обесценивание флексии», активизация готовых (воспроизводимых) выражений, раскрепощение говорящего, проявляющееся в случаях многообразной языковой игры, и др.

На Ваш взгляд, язык нуждается в защите и заботе?

Лингвистическая экология, т.е. забота о языке, обеспечение ему оптимальных условий для функционирования, изучение языка и его преподавание, формирование и поддержание литературной нормы языка, безусловно необходима. Но всё это довольно дорогостоящее дело.

У нас популярны разовые акции вроде «Год русского языка», но это не решает проблемы. Существует Фонд «Русский мир», но и для него важнее всего «птички» в виде дорогостоящих Форумов. Нужно постоянное и целенаправленное вложение капитала в данную сферу, предусматривающее развитие языка во всех его функциональных разновидностях. Я не раз говорил своим студентам в Белоруссии, что если бы тут у нас, как в Арабских Эмиратах, в любом месте ткни палкой — и забьет нефтяной фонтан, то из белорусского языка можно было бы государственными усилиями (не будем говорить об энтузиастах) сделать такую «конфетку», которая не уступала бы мировым языкам: с тонким описанием лексической и грамматической структуры, с переводами всей классики, с достойной оригинальной литературой и т.д.

Для русского языка в принципе не страшны ни поток заимствований и жаргонизмов, ни вообще те быстрые изменения, которые в нем происходят. Русский язык «переварит» все это, что-то сохранив, что-то отбросив, выработает, наконец, новые нормы, и на место хаоса придет стабильность.